Защита прав
Карательный шприц
Светлана МАЗУРИНА
Было это когда меня судья Фокинского суда Кадкин направил на последнюю, ещё одну стационарную судебно-психиатрическую экспертизу (до этого экспертизы проводились следствием с санкции прокурора) где-то в феврале-марте 1999 года.
Никаких оснований для этого у него не было вообще. Он раньше вёл судебный процесс по заявлению сотрудника милиции Чередниченко, вынес несправедливый приговор, краевым судом я тогда была оправдана. В общем, это была самая настоящая расправа с его стороны за критику.
А я, честно говоря, надеялась, что окажусь дома после нескольких месяцев тюрьмы за время так называемого досудебного и судебного следствия без моего участия. Кадкин отлично меня помнил и знал, что я такая же невменяемая, как и он. В общем, состояние моё представить нетрудно, тем более, что это было моё повторное посещение седьмого, арестантского, отделения психбольницы г.Уссурийска.
Обыскивают там так, как нигде, даже в тюрьме. Описывать детали просто стыдно. После весьма кропотливого шмона отбирают практически все личные вещи, кроме зубной щётки, пасты, расчёски, которые хранятся в отдельной тумбочке вестибюля, в палатах нет никаких тумбочек, полный "голяк" - кровати и всё. Можно только читать, моя попытка выпросить ручку, чтобы хоть кроссворды поразгадывать, закончилась ничем. Отговорка элементарная и наитупейшая - можете себя или кого-то покалечить. На вопрос - а шваброй нельзя покалечить (утром "испытуемые" сами убираются в палатах)? - ничего убедительного не прозвучало.
Короче, в день моего прибытия туда отобрали все личные вещи и притащили застиранное ситцевое платье, которое, если бы я и смогла натянуть на себя, то с величайшим трудом и с последствиями в виде дыр для этого платья. А поскольку у меня был свой новый и чистый халат, то я попросила оставить его мне, на что, естественно (для них) получила отказ. Сообщаю вам, что в законе "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при её оказании" чёрным по белому написано, что больные имеют право пользоваться своей одеждой. А здесь не больные даже, а пока только "испытуемые" - официальный термин (да ещё какой!).
В седьмом отделении вместе содержатся мужчины и женщины, естественно, в разных палатах. Женщины бывают редко и в небольшом количестве - один-два, реже три-четыре человека. В трёх других, человек по семь-десять в каждой, содержатся мужчины. Палаты закрываются решёткой на замок, иногда, в день экспертизы, например, закрываются ещё и дверьми. Но, в основном, одной решёткой, чтобы санитарки могли систематически наблюдать, что происходит в палатах. Полное ощущение, что находишься в клетке, как зверь в зоопарке.
В тот день нас, женщин, вселилось трое, больше из женщин никого в отделении не было. Я сказала, что если мне не разрешат надеть мой халат, (другой одежды, как мне сказали тогда, у них больше нет), то я просто разорву их платье. Это не составляло ни малейшего труда, так как платье "светилось", и сказала, что буду рвать и постельное бельё, но носить их такие позорные, хоть и идеально чистые, обноски не буду. Потом обернулась в одеяло, так как там ходят мужики-охранники, и так сидела, и ходила по палате. Кстати, платье я порвала практически сразу же, как только мне запретили надеть мой халат.
Не помню, сколько прошло времени, вдруг в палату заваливается медсестра с женщиной-охранницей и двумя мужиками-охранниками. В руках у медсестры был шприц необъятных, как мне показалось тогда, размеров. По крайней мере, никогда в жизни я не видела, чтобы людям из таких шприцев что-нибудь кололи. Я поняла, что сопротивление бессмысленно, но попросила, чтобы вышли мужчины.
К моменту окончания введения этого "лекарства" в мою задницу я уже не могла пошевелить ни ногой, ни рукой, полностью была обездвижена, слёзы полились сами собой, боль была адская. Помню из тех ощущений, что подумала, будто у меня растворяются кости и одновременно их выкручивают. Кричать не могла - язык не двигался, онемение полнейшее. Ощущение в мышцах - будто тебя растягивают на дыбе.
Потеряла сознание. Не помню, сколько прошло времени, когда я очнулась, но помню, что открылась дверь и спросили, кто пойдёт в туалет. Поняла тогда, что если не дам знать, что я умираю, то просто тихонько здесь подохну, и всё. Кое-как, невероятным усилием перекинула одну ногу с кровати и попыталась приподняться с кровати. Когда очнулась, вижу, что надо мной столпились медики - медсёстры, врач - и охрана. Ни двигаться, ни говорить я не могла, но были кой-какие проблески сознания, всё в какой-то поволоке.
Потом мне рассказали, что меня подняли с пола на кровать, помню, весьма туманно, как медсестра измеряет давление и в полной панике говорит, что и пульса практически нет. Мне делают укол в руку, врач спрашивает постоянно, лучше мне или нет, а я ничего выговорить не могу - язык не движется. Потом колят в вену, и на тот же вопрос врача я уже говорю, что "да", ничего больше сказать не в состоянии.
Через какое-то время становится легче, и очень хочется в туалет, простите за детали - сюда же приносят горшок. Потом укладывают и, кажется, вскоре зовут на обед, спрашивают, смогу ли сама дойти. Меня придерживают, но я иду кое-как своими ногами в одной ночной рубашке. Сознание полубредовое. Беру ложку и ... вырубаюсь. Потом мне рассказали, что меня подхватил и принёс на кровать старшина, начальник караула. Очнулась - опять надо мною врачи. Помню, медсестра чуть не со слезами говорит: "Да у неё вообще нет давления!" А врач всё меня спрашивает: - «Света, тебе не лучше?»
Как я это слышу, сама не знаю. Ответить ничего не могу. Снова вырубаюсь. Очнулась от того, что меня хлестали по щекам и тыкали под нос нашатырь. Как мне сказала потом одна женщина, сначала опять кололи в руку. но я не реагировала, и они вновь кололи в вену.
В общем, после внутривенного укола мне стало полегче, и чертовски захотелось есть, потому что всё из меня вышло от таких процедур. Кормили меня с ложки, руки у меня не двигались какое-то время.
Позже санитарка спросила, буду ли я надевать больничный халат. Мне было уже всё по фигу. Сказала, что да. Принесли более-менее приличную одежонку, переложили меня на кровать поближе к дверям, чтобы наблюдать за мной лучше было, вот так начался месяц моего последнего "экспертного" заключения.
Одна соседка, кстати, была слабоумная. Вторая, хоть и в здравом уме, но бескультурья абсолютного. В общем, потихоньку начинала сходить с ума натурально. Упрашивала, чтобы разрешили хоть вечером смотреть свой телевизор, но зав. отделением ни в какую. Хоть бы какие-то доводы приводили, а то - нет, и всё. Иногда веселились, перестукиваясь с мужиками через стену или переговариваясь, когда охраны не было поблизости, стихи почитаешь наизусть, я, кстати, много знаю из классиков, над слабоумной поприкалываешься беззлобно, всё веселее. Вот так.
Светлана МАЗУРИНА
Другие статьи номера в рубрике Защита прав:
