фото

В могилу он унес

летучий рой

Еще незрелых,

темных вдохновений,

Обманутых надежд

и горьких сожалений.

М.Ю. Лермонтов.


День 15 июля 1841 года (дата гибели поэта) Тарханы 10 часов поутру.

– Елизавета Алексеевна! Барыня! – управляющий, запыхавшись без вызова, появился в дверях покоев хозяйки, зная, что не будет наказан. За это не наказывают, за это жалуют. – Елизавета Алексеевна! Почтовая оказия доставила письмо от молодого барина!

Лиза сорвалась со стула, на котором сидела, сматывая в клубочки цветные нитки. Корзиночка с рукоделием соскользнула с ее колен, и содержимое рассыпалось по полу. Не обратив на него внимания, кинулась к двери: там, на вытянутых руках Тихон держал поднос с заветным письмом.

– Ступай, голубчик, отведи служивого на кухню, вели Дуняше напоить его чаем, да поторопись.

Каждое письмо от любимого внука Мишеньки для нее престольный праздник. В доме зажигались хрустальные лампы, перед образами ставились свечи. Кухарка готовила праздничный обед для всей дворни. Лиза, облачившись в лучшее платье, счастливая и красивая, раздавала дворовым людям монетки, чтобы те молились за ее кровиночку, за своего молодого барина.

Письма приходили редко, на это у нее не было обиды, понимала, внук на военной службе. Письмо, что держит в руках, принесло неслыханно радостную весть. У внука появилась надежда получить разрешение уйти в отставку. «Милая бабушка! Как я сильно соскучился по тебе, моя родная! Соскучился по Тарханам. Жду, не дождусь, когда, наконец, смогу увидеть и обнять тебя. Мечтаю полностью отдаться литературному творчеству…».

Для Лизы такие слова были более чем праздник.

– Дуняша! – позвала она дворовую девку.

Та моментально явилась, словно стояла за дверью.

– Напоили ли чаем служивого?

– Напоили и накормили от самого пуза, барыня.

– Дуняша, сколько раз я тебя учила не произносить бранные слова.

Глупая девчонка стояла перед барыней, выпучив глаза, не понимая, какое бранное слово она могла сказать в присутствии барыни.

– Не следует говорить «пузо».

– А нешто это бранное?

– Бранное, надо говорить наелся не «от пуза», а наелся досыта.

– Слушаюсь, барыня, больше не буду говорить пузо, – повинилась девчонка.

Однако, Лиза на бестолковую Дуняшу не рассердилась.

– Вели позвать ко мне Тихона.

Поклонившись хозяйке, та метнулась к двери. Минуту спустя, и спросив разрешения войти, явился управляющий.

– Тихон, голубчик, вот тебе рубль, одари им служивого за доставленное письмо.

– Барыня, ему довольно будет и полтинника, – пожадничал Тихон.

– Как велю, так и исполняй. Письмо необычное. Скоро к нам в имение приедет молодой барин. Уже навсегда.

Тихону известно, как изводится Елизавета Алексеевна по внуку. И вдруг такая новость! Перекрестившись, собрался, было бухнуться перед образами на колени, однако Лиза его удержала:

– Будет тебе, Тихон. Знаю, что тоже ждешь барина. А сейчас ступай, одари служивого, да с поклоном от меня. Так и передай, дескать, от барыни поклон за хорошую весть.

Тихон метнулся к двери.

Лиза несколько раз, как это делала всегда, перечитала письмо внука. С первого раза от волнения и не разберешь. Потом она еще не раз перечитает его. Положит в шкатулку к таким же, как и это. И только в минуты безудержной тоски будет вынимать их оттуда по одному и читать. Читать, пока сердце не успокоится и пропадет комок в горле.

Не выпуская письма из рук, Лиза прошла в дальние комнаты, в покои внука. Она любит заходить в них. Особенно во флигельные комнаты. Здесь маленький Мишенька спал, играл, занимался с учителями. Как всегда, войдя, огляделась. Подойдя к окну, отворила его. Свежий ветер только того и ждал, ворвался в комнату и тут же принялся безобразничать.

Разбросал бумагу на столе, потрепал оконные занавески, сбросил легкую кружевную накидку с подушки, попробовал сорвать со стены легкую рамочку с детским рисунком внука, а когда это не удалось, кинулся к Лизе и растрепал ей прическу. Женщина не рассердилась. Напротив это напомнило ей лишний раз о внуке.

Будучи ребенком Мишенька любил играть ее чудными волосами, расчесывал их крупным гребнем, закручивал веревочками, перебрасывал с одной стороны на другую, при этом радостно смеялся. Не доверяя няне, Лиза до восьми лет укладывала внука спать с собой в одной комнате. Частенько эти ночи были бессонными. Ребенок постоянно болел.

Помимо борьбы с его болезнью Лизе пришлось яростно и долго сражаться за право воспитывать внука после смерти своей дочери. Непутевого бесхарактерного зятя не столько презирала, сколько люто ненавидела. Лиза даже мысли не допускала, чтобы доверить этому ничтожеству, как она называла Юрия Петровича, воспитание своего единственного внука. Борьба была тяжелой и изматывающей. Елизавете Алексеевне пришлось несколько раз откупаться от зятя большими деньгами.

Израсходовав трезвые доводы, бабушка пошла на крайность. Не отдаст зять внука, она лишает его наследства. Юрий Петрович, будучи сам нищ и гол, пораскинув мозгами принял верное решение: отдать сына на воспитание бабушке. Слабый здоровьем Мишенька без должного ухода был обречен на гибель.

Лиза создала внуку такие условия жизни, что немногие могут похвастаться подобными. Для ребенка в доме жил врач, француз Ансельма Лёви. Няня Кристина Осиповна, гувернер Капэ, некогда служивший в Наполеоновской армии. Старый вояка привязался к мальчику, а ребенок полюбил того за рассказы о походах и далеких странах.

Подрастая, внук не испытывал одиночества. В доме бабушки подолгу гостили дети знакомых помещиков, специально приглашенные ею для компании Мишеньке. Дети вместе учились, рисовали, лепили, занимались гимнастикой и обучались езде на лошадях.

Дворовые любили маленького Мишеля, зимой катали его с горки на санках, а летом водили с собой в лес за грибами, ягодами. Вместе с ним купались на речке. Лиза, словно пролистывала в уме живые картинки взросления внука. Как показала жизнь, он оправдал ее надежды. Вырос здоровым, умным, талантливым и любящим свою бабушку.

Лиза продолжала смотреть в окно, где все тот же сад, что и в детстве внука. Сад спускался к оврагу, по дну которого бежал ручей, почему-то местами не замерзая даже в сильные морозы. За оврагом возвышенность – там дети во главе с Мишелем устраивали потешные бои. Для этого мальчику даже сшили военную форму.

Для участия в войне из деревни приходили крестьянские дети. До сих пор за садом сохранились поросшие травой земляные холмики и рвы, следы возведенных укреплений для военных игр.

Лиза прикрыла окно и, ступая по мягким ковровым дорожкам, прошла на веранду. Здесь в последнее время она стала частенько посиживать. Отсюда, как на ладони виднелся почтовый тракт. По нему время от времени о в одну, то в другую сторону проносились быстрые упряжки лошадей.

Елизавета Алексеевна надеется, что однажды, сидя на веранде, увидит быстро мчавшуюся тройку, которая вдруг свернет к ней в усадьбу и остановится у самого крыльца. Распахнется дверка, и из кареты легко выпрыгнет…

Грезы ее не придуманные. Так уже было не единыжды. В последний раз о своем приезде Мишель предупредил заранее. Лиза заметила еще издали мчавшихся лошадей и не ошиблась. Упряжка подлетела к крыльцу, отворилась дверка и… она оказалась в объятиях любимого внука Мишеньки. Гостил тот довольно долго по меркам военной службы, аж десять суток.

Это было незабываемое для них обоих время. Лиза с расслабленной улыбкой на губах, предавалась приятным воспоминаниям о прошлом приезде внука в Тарханы.

Было раннее, июльское утро. В пеньюаре, простоволосая она вышла на веранду. Туман густым молоком залил сад, до самой кроны, толстыми пластами ваты накрыл овраг и пруд. Все исчезло, словно и не было всего этого. Лиза любила такую летнюю утреннюю пору. Это к хорошей погоде. Хлеба отлично наливаются, на лугах поспевает отава – второй укос заготовки сена.

Неожиданно, словно в сказке, из белого марева, на недом красавце – жеребце ылетел всадник. В белой шелковой рубашке, расстегнутой до самого пояса, с непокрытой головой и растрепанными волосами от быстрой езды. Неотразимо красив, был тот сказочный наездник. Подскакав к самым перилам веранды, волшебный принц засмеялся вполне земным смехом, и, гарцуя на жеребце весело прокричал:

– Доброе утро, милая бабушка! Как красиво кругом! Как я счастлив!

– Доброе утро, родной. Не опасно скакать в таком густом тумане? – обеспокоилась она.

– Нет, это только возле усадьбы, да на речке туман, а в поле едва гнедому по колено. Я плыл в нем! Представляешь, бабушка, я плыл в тумане! Это было что-то невообразимое!

На крыльцо вышел Тихон, поклонился господам, почесал затылок, придержал жеребца под узцы, пока молодой барин вылетал из седла. По-другому не скажешь. Таким легким был этот молодой прыжок, словно раннее июльское утро. Это было ровно год назад, припомнила Лиза.

– Тихон, вели стряпухе подавать завтрак на веранду. Мы с молодым барином будем сегодня завтракать здесь.

– Как прикажете, барыня.

Завтрак удался на славу. Еще ни разу не был так весел Мишель. Много шутил, рассказывая забавные истории из военной службы. Смеялся и с аппетитом ел деревенскую стряпню. Сковорода жареных грибов, молодой картофель с укропом, поданные Дуняшей на стол, вызвали у него зверский аппетит, как признался он бабушке. Поглощая нехитрую деревенскую снедь, не пользовался вилкой с ножом, а обходился большой деревянной ложкой, что смешило не только его самого, но и Лизу. А вкусное домашнее пиво с доморощенным хмелем и вовсе раскрепостили ее серьезного внука.

– Бабушка, послушай, что я сочинил сегодня утром, объезжая наши нивы, – он подхватился и кинулся куда-то вглубь покоев.

– Куда тебя понесло! Поешь вначале! – притворно выговаривала она внуку. – Совсем стал непоседой, – ворчала Лиза, радуясь веселому настроению Мишеля.

Тот появился с листком бумаги в руке и стоя принялся читать:

Люблю дымок спаленной жнивы,

В степи ночующий обоз

И на холме средь желтой нивы

Чету белеющих берез.

С отрадой, многим незнакомой,

Я вижу полное гумно,

Избу, покрытую соломой,

С резными ставнями окно;

И в праздник вечером росистым

Плясать до полночи готов

Под пенье с топаньем и свистом,

Под крики пьяных мужиков.

Едва закончилось чтение, как Лиза неожиданно громко рассмеялась, да так, что слезы выступили у нее на глазах. Внук не понимал причины безудержного веселья бабушки, всегда сдержанной и неэмоциональной.

В приоткрытой двери показалась голова дворовой девчонки. Услыхав то ли смех, то ли всхлипы, абы чего не случилось, решилась на всякий случай сунуться без приглашения.

– Дуняша, поди, сюда, – увидав ее, позвала Лиза.

Та несмело переступила порог, не отрывая спины от двери.

– Скоро в нашем поместье хозяином будет молодой барин. Что ты об этом скажешь?

– А что мы? Мы завсегда… мы завсегда рады, – видя, что барыня, не сердится, напротив весела и смешлива, пырскнула за дверь.

– Бабушка, я не понял твоего смеха. Тебе не понравился мой стих? – вроде с обидой спросил внук, зная, что та его творчество одобряет. И вдруг такой смех!

– Нет, мой родной, стих мне понравился. Но меня немало рассмешила, твоя пляска с пьяными мужиками. Представив ее, не смогла сдержаться.

Потом, позже, Михаил Юрьевич внимательно вчитается в строки стиха, дополнит его, а свои пляски с пьяными мужиками заменит на строчку «…смотреть до полночи готов…». Стихотворение назовет «Родина». Измененный и дополненный вариант, пришлет в письме со словами благодарности милой бабушке, что уберегла его своим смехом от многоголосой чужой насмешки.

Лиза оторвалась от грез воспоминаний и направилась к Тихону распорядиться насчет перестройки покоев Мишеля, да и сам дом требует обновления. В нем скоро поселится молодой барин, новый хозяин поместья. С этого часа для бабушки начался новый отсчет времени до приезда внука в Тарханы уже навсегда. Было двенадцать часов полудня в помещичьем поместье.

1841 год. Тот же день, 7 часов пополудни. Кавказ.

Мартынов быстрыми шагами подошел к барьеру и выстрелил. Лермонтов упал, не сделав ни единого движения, и даже не успев схватиться рукой за раненое место. В правом боку дымилась рана, из левого сочилась кровь, пуля насквозь пробила сердце поэта.

В изумлении ахнула природа

И тут же оглушающе ударил гром. Огненные молнии вспороли небо, в ярости неся проклятия убийце великого русского поэта и любимого внука Лизы. Тысячи небесных плакальщиц заголосили скорбными слезами… и хлынул ливень.

Дождь остервенело рвал крону деревьев и кустарников, истязая их пощечинами. В их всхлипах слышался скорбный и безысходный крик Лизы:

– Ми-шень-ка-а-а! Род-но-о-ой мой...

В небесах торжественно

и чудно!

Спит земля

в сиянье голубом…

Что же мне так больно

и так трудно?

Жду ль чего?

Жалею ли о чём?