фото

«Вопрос о государственном порядке превратился для него в вопрос о личной безопасности, и он, как не в меру испугавшийся человек, начал бить направо и налево, не разбирая друзей и врагов», – В.О. Ключевский. В результате, по заключению Ключевского, опричнина подготовила «действительную крамолу» – Смутное время.

Спору нет, числятся за царствованием Ивана Грозного великие победы русского воинства: взятие Казани и Астрахани, экспедиция Ермака в Сибирь. И надо отдать должное 22-летнему царю – Казань была взята при его личном участии. Там юный царь выказал и личную храбрость, и искреннюю набожность, не пренебрегая советами мудрых воевод, умевших терпеливо выжидать лучшей расстановки сил, чем сбережено было много воинов.

Ну, а уж как дошло до главного сражения, то тут вся победа за воеводой князем Горбатым-Шуйским и князем Серебряным, да русской удалью стрельцов, казаков, бояр и князей, да боярских и княжеских детей, по оффшорам не спрятанным!

А вот во взятии Астрахани Иван Грозный лично уже не участвовал, хотя и проявил много расчетливости для ее взятия. Словом, к 28-ми годам царь уже имел в своем владении Казанское и Астраханское царства и куш в Сибири. Все эти победы были одержаны в первой половине жизни, когда держал царь совет с боярами и воеводами.

Но вторая половина его жизни бросает такой противовес первой, словно поделил он свою жизнь между Богом и дьяволом на две части без переходных тонов. После смерти любимой жены Анастасии 30-летний царь словно с катушек сорвался, разогнал Думу и Раду, учредив вместо них опричнину с правом грабить и казнить без всякого суда. И понеслось…

ЦАРЬ СПРЯТАЛСЯ

1571 год, царю едва за 40. Хан со стотысячным войском вступает из Таврии в южные пределы России. По дороге его встречают боярские дети, сбежавшие из Москвы от ужаса перед царскими казнями. Они рассказывают Девлет-Гирею, что голод, язва и непрестанные опалы в два года истребили большую часть Иоаннова войска; что остальные в Ливонии и крепостях, что путь к Москве открыт. А Иоанн только для вида может выйти с малочисленной опричниной.

Изменники сказали правду, которой хан тут же воспользовался. Опричники на войну не явились – храбры были только безоружных грабить. Остатки мужественных воевод поспешили не пустить хана к Оке, но не успели – он обошел их другим путем и приближался к Серпухову, где был сам царь Иоанн, от которого требовалось решительности, но «царь бежал!.. в Коломну, оттуда в Слободу, мимо несчастной Москвы; из Слободы к Ярославлю, чтобы спастись от неприятеля, спастись от изменников: ибо ему казалось, что и воеводы, и Россия выдают его татарам. Москва оставалась без войска, без начальства, без всякого устройства, а хан уже стоял в тридцати верстах», –

Н.М. Карамзин, «История государства Российского».

Воеводы, имена которых нельзя не упомянуть, а это были: князья Бельский, Мстиславский, Воротынский, бояре Морозов, Шереметев – поспешили занять предместье московское, но случилось, чего они не ожидали: хан велел зажечь предместия. Деревянные дома вспыхнули одновременно в десяти разных местах. Был конец мая, утро стояло тихое, пламя через несколько минут с ревом понеслось, уничтожая на пути не только строения, но и все живое…

«Никакая сила человеческая не могла остановить разрушений: никто не думал тушить; народ, воины в беспамятстве искали спасения и гибли под развалинами пылающих зданий, или в тесноте давили друг друга. Стремясь в город, в Китай, но отовсюду гонимые пламенем бросались в реку и тонули... В три часа не стало Москвы: ни посадов, ни Китай-города; уцелел один Кремль, где в церкви Успения Богоматери сидел митрополит Кирилл со святынею и с казной… Людей погибло невероятное множество: более 120 тысяч воинов… А всех около 800 тысяч...» –

Н.М. Карамзин, «История государства Российского».

К этим 800 тысячам погибших стоит еще прибавить 100 тысяч пленных, которых хан прихватил по пути в Тавриду, покинув пепелище.

В это время «грозный» царь, получив в Ростове известие об удалении Девлет-Гирея, велел князю Воротынскому догонять хана, а сам прямиком поехал в Слободу, даже не взглянув на московское пепелище, а лишь дав указание очистить улицы от гниющих трупов. Но такое количество тел хоронить было некому, только самых знатных и богатых погребли по-христиански, остальных сбросили в Москву-реку, отчего в ней образовался затор, вода наполнилось ядом и смрадом. Немногочисленному люду пить было нечего, вода не только в реке, но и в колодцах пришла в негодность.

Когда я перечитываю у Карамзина эту страшную картину о полной трупов реке, сразу же словно вижу вживую две другие русские реки, полные трупов. Одна из них, река Волхов в Новгороде, которую всего за полтора года до этого царь заполнил трупами до самого Ладожского озера.

Тогда «судил Иоанн и сын его таким образом: ежедневно представляли им от пятисот до тысячи и больше новгородцев; били их, мучили, жгли каким-то составом огненным, привязывали головою или ногами к саням, влекли на берег Волхова, где сия река не мерзнет зимою, и бросали с моста в воду, целыми семействами, жен с мужьями, матерей с грудными младенцами.

Ратники московские ездили на лодках по Волхову с кольями, баграми и секирами: кто из вверженных в реку всплывал, того кололи, рассекали на части», –

Н.М. Карамзин, «История государства Российского».

А третья река с трупами – матушка-Обь недавних времен, мои родные места, где случилось подобное новгородскому побоищу, когда баграми и кольями топили в реке плывущие трупы – жертвы другого тирана. У города Колпашево весенним половодьем Обь подмыла берег, из которого посыпались сотни трупов сталинского ГУЛАГа на виду у всего городка. В вечной мерзлоте они хорошо сохранились, вот их-то и топили баграми и кольями красные опричники. В прямом смысле прятали концы в воду.

Но правду сколь ни прячь, а она всплывает и всплывает! Так и со Сталиным, так и с Иваном Грозным, сколь ни ряди их нынешняя власть в отнюдь не ими одними одержанные победы, сколь ни принижай этим беспредельную храбрость настоящих русских воинов, за которыми оба тирана часто прятались, а память народную не убьешь: тираны собственного народа они и есть тираны, и останутся ими всегда!

Читаешь, какие обвинения предъявляли впавшие в паранойю Грозный и Сталин, и удивляешься сходству абсурда. Например, своему бывшему тайному советнику Ивану Висковатому царь вчинил сразу три предъявы в измене: первое – Висковатый хотел сдать Новгород Сигизмунду, второе – хотел сдать султану турецкому Астрахань и Казань, и третья – звал хана крымского опустошить Россию.

Словом, ни дать, ни взять, – вылитый троцкист этот Висковатый. За что в присутствии царя, опричников и специально согнанного люда был повешен вниз головой, раздет и рассечен на части после того как Малюта Скуратов первым отрезал «троцкисту» ухо. Подобными и более садистскими методами за 4 часа казнили 200 человек.

Можно ли назвать, например, убийство главного соперника Сталина, Троцкого, не то топором, не то ледорубом более гуманным, чем царские казни, то – вопрос к патриотам памятника Грозному в Орле: Проханову, Кургиняну, Хирургу…

Говорят, что приступы невыносимого животного страха смерти – болезнь предателей. Если таким приступам подвержены правители, это всегда приводит к паранойе, к постоянному тревожному чувству, что кругом враги, желающие смерти. И этих врагов нужно постоянно давить, давить, как предателей – «троцкистов», как иностранных агентов, да просто, как Шариков котов…

ЦАРЬ С «ПОДЖАТЫМ ХВОСТОМ»

Но вернемся в Москву после того, как ее спалил хан. Кое-как собрали людей из других городов, трупы из реки вытащили и похоронили. 800 тысяч жертв за три дня в Москве, да в Новгороде за полтора года до этого 60 тысяч, до более 100 тысяч уведенных в плен …Миллион, наверняка, за полтора года. Как пишет Карамзин: «Таким образом, фиал гнева Небесного излился на Россию. Чего не доставало к ее бедствиям, после голода, язвы, огня, меча, плена и – тирана? Теперь увидим сколь тиран был малодушен…»

15 июня Иоанну представили двух гонцов от Девлет-Гирея, который писал: «Я везде искал тебя, в Серпухове и самой Москве, хотел венца и головы твоей, но ты бежал из Серпухова, бежал из Москвы – и смеешь хвалиться своим царским величием, не имея ни мужества, ни стыда. Ныне я узнал пути государства твоего: снова буду к тебе, если не освободишь моего посла…если не сделаешь чего требую, и не дашь мне клятвенной грамоты за себя, за детей и внучат своих».

И что же «грозный» царь? Как сообщает Карамзин: «Бил челом хану: обещал уступить ему Астрахань при торжественном заключении мира, а до того времени молил его не тревожить Россию; не отвечал на слова бранные и насмешки язвительные…

Действительно готовый в крайности отказаться от своего блестящего завоевания, Иоанн писал в Тавриду к Нагому, что мы должны по крайней мере вместе с ханом утверждать будущих царей астраханских на их престол, то есть желал сохранить тень власти над сею державой…

Унижаясь перед врагом, Иоанн как бы обрадовался новому поводу к душегубству в бедной земле своей, еще Москва дымилась, еще татары злодействовали в наших пределах, а царь уже казнил и мучал подданных».

Какие славные ратники, что брали с ним Казань, были казнены! Великие герои взятия Казани, князья Серебряный и Горбатый-Шуйский, и их не пощадил душегуб…

ПАМЯТНИК ГРОЗНОМУ – АГИТПУГАЛКА ДЛЯ ЛИБЕРАСТОВ ИЛИ…

«Если скульптор хочет отразить порыв к победе своего народа, он должен углубиться во всю его историю, должен духом прочесть невидимые страницы доблести и национальной мудрости своего народа, постичь сам, в собственном сердце вековое самоотвержение народа, главные идеи, двигавшие его в целом к совершенствованию, – тогда только он может уловить ноту, на которой звучит для народа его современность.

Тогда скульптор может создать в своей глине живой порыв, когда пережил в своем сердце всю Голгофу, всю скорбь распятия, все величие движения своего народа по этапам исторических мук и возвышений к тому кульминационному моменту духовной мощи своего народа, который художник хочет отразить для истории.

Ни глина, ни полотно не выдержат экзамена и нескольких лет, если их творцы ухватили лозунг и пустили его в массу, как ходкий и прибыльный товар. Их произведения займут место как плохая агитационная реклама среди случайно выброшенного хлама», – Конкордия Антарова, «Две жизни».

Надежда Алисимчик, фото: gosindex.ru