Михаил Рогожников
«Русский репортер» №45 (373) 20 ноя 2014, 00:00

Если понятия «Саммит G20 в австралийском Брисбене» и «международная изоляция России» что-то и роднит, то вовсе не события самого саммита. Изоляции одни опасались, другие с нетерпением ждали, но как бы то ни было, ее не произошло. Только канадский премьер и пучил глаза, но среди его избирателей много выходцев с Западной Украины, да Канада чуть ли не воевать собралась с нами в Арктике — за ресурсы.

И если все же говорить об изоляции, то в том ключе, что в нее мы можем поставить себя сами. Правда, политика не будет иметь к этому никакого отношения. Некоторые люди довольно верно полагают, что главное происходит не в политике, а в банковском секторе. Здесь как раз тот случай. Саммит-то был экономическим, как и вообще все встречи и общий характер «двадцатки». В этот раз главная тема — как обеспечить глобальный рост. Есть для нас опасность попасть в самоизоляцию от основных документов саммита. Которые мы наверняка с большим удовольствием и полным видимым согласием подписали. А это значит, что наши экономические власти отныне должны быть согласны с тем, что, как написано в коммюнике лидеров G20, «развитие глобальной экономики сдерживается нехваткой спроса». Да, применительно к экономике российской они с этим будут согласны обеими руками, именно в отсутствии спроса все время и обвиняя ее, родимую, но дальше-то, дальше: «устранение ограничений со стороны предложения является ключевой мерой для ускорения темпов потенциального роста». О как! Далекие от экономических дискуссий люди, наверное, пожмут плечами, но другие, хотя бы несколько более вовлеченные в них, поймут: именно против того аргумента, что в нашей экономике нужно стимулировать, поощрять, развивать предложение товаров и услуг, и спорит долгие годы большинство ответственных за экономику чиновников. Они оспаривают его с яростью и высокомерием, обзывая недоумками тех немногих, кто решается поднять голос в защиту предложения. Они продолжают верить единственно в ту максиму капитализма, которую сообщали, кажется, еще в советской средней школе или на первом курсе экономфака МГУ, где критиковали экономику капиталистическую: спрос рождает предложение. И точка. Все.

А те доводы, что повышенное предложение снижает цены и делает товары и прочие блага доступнее (на рынке жилья это было бы ощутимо так), что стимулирование предложения повышает занятость (чтобы его повысить, кто-то должен что-то произвести или построить, а значит, этот кто-то должен быть взят на работу), и таким образом растет покупательная способность населения, то есть искомый спрос, — они их не слышат. И что Форд, например, преодолевая недостаток спроса, платил рабочим сначала 5, а затем 8 долларов в день и тем самым повысил их покупательную способность, чтобы они могли приобретать сделанные их же руками машины. Да, это он так повысил, конечно, спрос, но для этого изначально взял их на работу и повысил предложение — нет, ну кому это сейчас интересно, Форд какой-то…

И о банках есть в коммюнике «двадцатки», о целях: «создания дополнительных возможностей для кредитования». И под этим мы подписались, с нашим опять дорожающим кредитом? И под тем, что «прибыль должна облагаться налогом там, где осуществляются функции, стимулирующие прибыль» (а не просто там, где вдруг понадобилось больше денег в казну)?! Что ж, посмотрим.